В доме шумно. Все суетятся, болтают, смеются, торопят друг друга. В гостиной собралась небольшая компания из Виктории, старших сестёр-близнецов, Марины и Марка. Он в центре женского внимания, и явно не выглядит смущенным этим обстоятельством. Играет на публику смазливый засранец. Широко улыбаясь и жестикулируя, Марк что-то рассказывает про свою шутовскую работу, женщины смотрят ему в рот, млея от удовольствия. Я неприязненно отмечаю, что в белой рубашке и черных брюках он выглядит менее легкомысленно, чем в футболках, которые специально куплены на размер меньше, чтобы подчеркивать бицепсы. Это же так примитивно. Но даже классический стиль он умудряется подстроить под себя. Рукава рубашки расстёгнуты и загнуты до самых локтей, открывая на всеобщее обозрения цветные татуировки. Никого, похоже, не смущает, что этот парень выглядит, как герой из трешевого боевика.

Мы сегодня с ним здоровались, и поэтому, когда я прохожу мимо, он бросает на меня быстрый непроницаемый взгляд и тут же переключается на облепивших его сестер. Мы почти незнакомы, но я на физическом уровне ощущаю воцарившуюся между нами неприязнь.

И этому может быть только одно объяснение.

Ревность.

Я не хочу и не буду разбираться с причинами этого чувства сейчас. Нахожу Машу на кухне с Елизаветой. Они о чем-то тихо разговаривают, и когда я захожу, умолкают, глядя на меня.

– Вам помочь? – вежливо интересуюсь я.

– Все уже готово. Нужно только на стол отнести. Сейчас все вместе и возьмемся, – напряженно улыбается Маша. Она выглядит грустной, даже подавленной, но изо всех сил старается это скрыть. Я вижу, как она бросает взгляд в окно и понимаю, что она смотрит на Моник, которая стоит на том же месте, где я ее оставил.

– О чем вы говорили? – спрашивает Маша, не сводя хмурого взгляда с жены Марка.

– Ничего особенного. Просто познакомились, – пожимаю плечами, прямо сейчас приняв решение не выдавать Моник. Я попробую помочь Маше сказать мне правду, не ставить перед фактом, что я знаю про шкатулку и ее свидан… встречи с Марком. Маша рассеянно кивает, поворачиваясь ко мне.

– Я знала, что она мне не понравится.

Удивленно вскидываю брови, но удерживаюсь от комментариев.

– По-моему, очень милая девушка, – разряжает атмосферу Машина мама. – Дим, давайте отнесем вот эти салатники. Ребята захватят остальное.

Через полчаса наконец-то полукруглый огромный стол под шатром в саду накрыт всевозможными яствами и вкусностями, все гости рассажены, шашлык готов и даже откупорена первая бутылка шампанского. Первые три бутылки. Первый тост произносит Артур. Конечно, это долгая речь, пронизанная религиозными мотивами, нравственная и нудная. Все потихоньку начинают зевать, кроме самой юбилярши, которая выглядит тронутой до глубины души и едва не плачет от умиления.

Невозможно не удивляться феномену семьи Красавиных, их сплоченности, взаимовыручке, искренности и теплому отношению друг к другу. Каждый из них по-своему уникален, и я не могу не восхищаться Елизаветой и ее умершим мужем, и тем, как они смогли создать свой собственный островок идеальной семьи.

Я достаточно рано потерял мать, потом отца и сестру. Иногда находиться здесь, среди парящей в воздухе атмосферы единства, очень сложно. И я не могу объяснить, в чем дело. Почему я чувствую себя чужим, ведь все ко мне так добры и внимательны. Я смотрю на Машу, которая с мягкой улыбкой слушает Артура, который еще только дошел до середины своей речи. Накрываю ее ладонь, лежащую на столе, и она инстинктивно, привычно прижимается ко мне плечом. Ее спина выпрямлена, осанка безупречна, подбородок вздернут. Рядом со мной сидит невероятно красивая уверенная в себе женщина, которая разительно отличается от той девочки, которая переживала из-за дырявых носков. Эта мысль неожиданно заставляет меня задуматься кое о чем еще.

Как сильно она изменилась? Мог ли я упустить что-то важное? Не слишком ли много свободы ей дал?

Протягивая руку, убираю волосы с ее плеча за спину и, наклоняясь, нежно касаюсь губами ее шеи возле мочки уха. Аромат дорогого парфюма волнует мои обонятельные рецепторы. Маша предпочитает свежие, прохладные или цитрусовые запахи. Никакой приторности и ванили. Я дергаю ее за сережку, и Маша шутливо бьет меня по пальцам. Она одела комплект с рубинами, который я подарил ей. У меня есть еще один подарок, но я приберег его на пятилетие нашей свадьбы. Уверен, что ей понравится.

Улыбаясь своим мыслям, пробегаю случайным взглядом по гостям с противоположной стороны стола. Натыкаясь на тяжелый немигающий взгляд Марка Красавина, невольно цепенею. Улыбка сползает с губ, и мы какое-то время напряженно смотрим друг на друга.

Я замечаю множественные детали: напряжённые скулы и играющие желваки, и яростные всполохи в зеленых глазах парня, и скомканную в сжатом кулаке несчастную бумажную салфетку. Он первым отводит взгляд. Я пытаюсь проанализировать то, что сейчас произошло, и не могу, потому что Артур, наконец-то, закончил, и пришло время чокаться бокалами и пить за здоровье Елизаветы. Далее грядет бесконечный поток громких и красивых поздравлений, благодарностей и признаний.

С шампанского собравшиеся переходят на более крепкие напитки, градус веселья повышается и уровень шума тоже. Прибегает оголодавшая гурьба детишек, и взрослые ненадолго уступают им свои места. Народ начинает циркулировать по территории. Кто-то танцует, кто-то жарит новую партию гриля.

Я сам не замечаю, как оказываюсь вовлеченным в копчение рыбы вместе с мужьями Светы и Юли. Представляю, как завтра будет пахнуть моя рубашка за пятьсот евро. У меня, кстати, неплохо получается. После двух бокалов шампанского и трех стопок коньяка общаться стало гораздо легче и проще. Мужья близнецов оказались неплохими мужиками, с которыми есть, о чем поговорить. Я на время отвлекаюсь от своих тревожных мыслей, но, когда вижу разговаривающих возле шатра Машу с Марком, мгновенно выключаюсь из общего разговора о возможной совместной рыбалке.

Обладая знаниями о науке, называющей «физиогномика», которая базируется на невербальных методах общения и коммуникациях, я могу заметить сразу две вещи, которые режут глаза. Марк вторгается в личное пространство моей жены, но она при этом не выглядит встревоженной или напряженной, что говорит о близости между ними. Но в тоже время, скрещенные руки на груди означают желание Маши держать дистанцию от этого человека или же… желание удержать саму себя от каких-либо опрометчивых действий. Марк говорит тихо, но настойчиво, даже нервно, словно пытается убедить ее в чем-то. Маша же практически не участвует в разговоре и почти не смотрит на собеседника. Ее стремление избежать зрительного контакта можно так же интерпретировать двояко. Он же не сводит с нее глаз.

Какого черта, сукин ты сын?

Я сцепляю челюсти, когда вижу, как татуированный сученыш кладёт руку на плечо моей жены. Она вскидывает голову, коротко что-то говорит и, сбрасывая его ладонь резким движением, разворачивается и уходит в сторону дома.

Он идет за ней, черт возьми.